среда, 10 мая 2006
Седьмого вечером я ходил в консерваторию: орган (Слейвен), флейта барокко (Дигенен, оба из Нидерландов) и наши Трио-соната (гобой, клавесин, виолончель).
Впервые в жизни услышал импровизацию на органе. Это удивительно. Я не понимаю, почему наша аудитория так слабо реагирует на все, что написано для органа позднее Баха. Мне безумно понравился Дюбуа (его у нас мало играют; человечек, живший с середины девятнадцатого до начала двадцатого). При прослушивании его возникает стойкое ощущение дежа вю, – по-моему, что-то из сыгранного (пастораль, токката, адажио, финал) юзалось в каком-то известном фильме, но я, конечно же, не помню, в каком. По-моему, адажио. Или анданте. Вот, забыл уже.
В антракте мы с присутствовавшим там же Володей сцепились на тему географических границ барокко. Он утверждал, что в Англии и в России его не было, потому что барокко бывает только там, где есть контрреформация. Я считаю, что таковое глубокое проникновение в сущность милого моему сердце барокко похвально, но «не всех же к одним и другим причислять, господа» (с) и я восстал против мнения Володи, на что он, раздухарившись, отменил барокко еще и во Франции. Я не знаю, что еще и контрреформация, как не гугенотские войны, да и тезка Пуссен громко застучал в крышку своего гроба. В общем, Володя как всегда заключил, что спорить со мной бесполезно, ибо я не слушал лекций в РГГУ.
Тот еще был кадр, когда я возвращался с концерта в десятом часу вечера в костюме-тройке и при галстуке. Рабочий класс моих окраин ломал шеи мне вослед; должно быть, они думали так: первый день празднуем, а уже такая забористая белочка.
А еще, пока я слушал сонату Шона Лойе в исполнении всех пятерых, включая орган, мне приглючился славный сюжет для кинокомедии.
Всем известен такой уже клишированный вариант комедийного сюжета, когда некий гражданин, рубаха-парень с рабочих окраин, оказывается наследным принцем какой-нибудь Швамбрании. Его вынимают из родного дерьма, одевают, причесывают, доставляют в высшее общество, – тут-то и начинается главный цирк. А в конце следует мораль, что честный, простой и немудрящий, как серые штаны пожарника, индивид гораздо в моральном смысле лучше всяких там знаете ли образованных. Так вот приглючился мне сюжет обратного порядка. В результате мелодраматического поворота событий выясняется, что некий тощий несчастный филолог, живущий на три тыщи в месяц, на самом деле наследник какого-нибудь керосинового короля из Нефтеюганска. Его вытаскивают из привычного быта, учат ботать по фене, носить квадратные пиджаки и золотые гайки на всех имеющихся в организме пальцах, ржать над дебильными шутками, пить шампанское из горла и т.д., и т.п.
А что, по-моему, очень забавно и поучительно.
Только в конце я настаиваю чтобы была такая картинка: главный герой спасается в дальнюю комнату, где стоит рояль, открывает крышку, опускает руки на клавиши…
А струн в роле нету.
Конструкцией не предусмотрены.
Внимание: сейчас я начну философствовать эдак в духе Батая
Вот бывает, когда долго-долго повторяешь одно и то же слово, оно как бы теряет смысл и от него остается одна только шкурка из фонем. Примерно это происходит с русской классикой, с чем я вас и.
Это весьма показательный процесс, и мне кажется, что нашей культуре пора почесать темечко на эту тему, извините за паронимию.
Во-первых, наиболее яркие и показательные персонажи русской литературы становятся героями анекдотов: Раскольников с топором, Каренина с поездом, Муму с камнем на шее. С русской классикой все это барахло из массового сознания почти никак не пересекается, да и как ему пересечься? Все эти образы настолько навязли в зубах четырем поколениям жителей нашей страны, что пятому их уже вроде и необязательно читать. Серьезно, я своими глазами видел человека, который не читал «Мертвые души». Совсем. Не открывал даже. Потому что в разговоре, когда я обмолвился, что поэма, дескать, «Мертвые души»… этот персонаж искренне меня спросил: и чо, реально стихами написано? Хотя имеет красный диплом по гуманитарной специальности. А я – будучи филологом, господа! – НЕ ЧИТАЛ МУМУ. Вот ей-богу, не читал. Ну, не случилось. Да и зачем – я же и так знал, в чем там интрига, на экзамене в случае чего вполне могу пересказать.
Во-вторых, вся классическая литература теперь уже нуждается в комментарии. Как декларировали еще сто лет назад футуристы, «Пушкин непонятнее гиероглифов», а пьедесталы наших великих классиков настолько завышены, что многим из вознесенных они просто не по размеру. Например, я не так давно обнаружил, что Тургенев просто не очень хороший писатель. В «Записках охотника» он еще ничего, а дальше – ну просто графоман. Сначала мне показалось, что я схожу с ума; но потом я почитал тургеневедческую литературу и обнаружил, что, например, Достоевский и братья Гонкуры думали про Тургенева также и вообще в грош его не ставили. А у нас теперь – попробуй, скажи, что «классик вот здесь недотянул». Да ведь съедят!
Что Некрасов довольно посредственный стихоплет, да и лицемер к тому же, я понял еще в школе; Лермонтов мне нравился. Бы. Если бы пожил подольше и наконец-то научился писать, а то, пока продерешься сквозь его подростковые выкрутасы, текст-то уже весь и кончится. У Блока очень много слабых стихотворений, а Есенин стал чем-то похожим на литератора только когда совсем допился. Из тех, которые были до Пушкина, читать без риска вывихнуть челюсть можно только Фонвизина.
Вы когда-нибудь встречали искренние школьные сочинения на тему «раскрытие образа русской смуты» или «мотив двойничества в поэзии Есенина»?
То-то же.
Нет, вне всякого сомнения, и теперь можно встретить человека, который получал настоящее удовольствие от чтения «Египетских ночей» или «Бесов». Но это уже, я полагаю, последние судороги.
А вот я бы отменил такую школьную литературу к чертям, а завел бы что-нибудь с вольной программой. Вообще у выпускника среднерусской школы к последнему классу остается ощущение, что литературы на земле в основном нигде не было. Одни только русские сидели, как проклятые, и строчили, строчили… Ну, за бугром был еще Шекспир. Он, как известно, написал ровно три пьесы. Про Гамлета с черепом, про распущенных подростков и про маньяка, который всех душит, душит и душит.
А мы потом удивляемся, откуда берутся придурки, верящие, что русские населяли землю прежде Адама. И начинается земля, «как известно, от Кремля».
Нельзя зацикливаться, нельзя принуждать, нельзя насильно заставить всех людей от 7 до 17 лет думать как думали писатели в одной стране в одном веке. Если человек вешается от Островского, это не означает, что такой вот он обскурантист. Может быть, он бы зафанател от Джона Донна. Или от Данилы Давыдова. Вы видели где-нибудь школу, где бы преподавали Данилу Давыдова?
суббота, 06 мая 2006
1. продолжаю сдавать экономику. Впечатление, будто экономика – это тот самый предмет, из-за которого только и стоит отчислить студента-филолога. Впрочем, теперь это меня волнует мало, потому что у меня очень хорошие транквилизаторы.
2. Зато выяснилось, что как журналист я весьма востребован. Сейчас сотрудничаю в двух журналах, приглашали на работу еще два. Сонечка (редактор журнала, в котором я начинал) давеча сказала: только не печатайся там под своей фамилией! Ты теперь наш бренд! Думаю: если я скажу то же самое без копирайта редактору «Территории», она не отправит меня полечиться от маньки велички?
3. А еще я пишу свою книгу. Может быть, эту удастся закончить и издать.
2. Зато выяснилось, что как журналист я весьма востребован. Сейчас сотрудничаю в двух журналах, приглашали на работу еще два. Сонечка (редактор журнала, в котором я начинал) давеча сказала: только не печатайся там под своей фамилией! Ты теперь наш бренд! Думаю: если я скажу то же самое без копирайта редактору «Территории», она не отправит меня полечиться от маньки велички?
3. А еще я пишу свою книгу. Может быть, эту удастся закончить и издать.
«Меня любили продавщицы роз,
Театральных касс и винных магазинов»
Это Александра Динеса стихи, известного саратовского телеведущего, весьма стильного чувака. Стишок был незамысловатый, но какой-то удивительно обаятельный. Может быть, всего его я забыл за ненадобностью, а может, его целиком забыл еще тот, кто мне его пересказывал. Короче, память народная сохранила всего две строчки, да и ладно.
Этот стиш мне всегда было как-то очень приятно слегка примерять на себя.
С винными магазинами у меня не заладилось с восемнадцати лет, когда я понял, что зря терзаю организм, то есть выпивка не доставляет мне решительно никакого удовольствия. Все думают, что я невероятно страдаю, регулярно наливаясь безалкогольным пивом. А оно мне просто нравится! Ну нравится мне его вкус, и все тут! Не балтика нулевка, Боже упаси, а вот Хольстен, или даже Сокол – вполне-вполне.
Розы для меня – это ритуал. Я очень трепетно отношусь к цветочной символике. У меня есть знакомая, которой я обычно дарю только полевые цветы. В меру часто, у нас когда-то был роман, но и не сказать чтобы каждую неделю. Она хорошая женщина, но простоватая, полевые цветы ей – в самый раз. Они друг другу подходят.
Алые розы – это только для бабушки. Если подарить такие розы чуть более молодым родственницам, гарантированно обидятся. Они тоже очень трепетны в своем отношении к цветочному словарю. Им я дарю обычно что-нибудь небанальное. Одна из них много лет была ректором университета, поэтому парадные розы у нее слегка в печенках сидят. Ей я угождаю тюльпанами и ирисами. У другой день рождения в разгар зимних морозов, если так можно выразиться, а она очень любит растения и до слез жалеет те розы, которые неразумные поклонники упрямо тащат ей в полиэтиленке. Ей я дарю другие розы, совсем живые, в горшочке, целиком засовывая его под пальто по дороге из магазина к ней.
Розы для обычного дарения – это чайные розы. Розовые – пошловато, желтые – к разлуке, алые – бабушке, а белые – для самых необыкновенных случаев. К белым розам у меня совершенно особенное отношение. Моей первой любови я каждое седьмое марта нес одну белую розу. Прежде чем подарить, я резал себе руку и брызгал цветок кровью. И так пять лет подряд.
А что театр?
Ну, когда-то я пытался поступить в театральный. Там мне дали понять, что мальчиков у них, конечно, недобор, но не до такой же степени, чтобы взять и меня. Так я не стал актером. А ведь в школьной самодеятельности весьма убедительно изображал Гамлета. В капустнике.
Сейчас я – театральный обозреватель в местном журнале «Территория».
Театральных касс и винных магазинов»
Это Александра Динеса стихи, известного саратовского телеведущего, весьма стильного чувака. Стишок был незамысловатый, но какой-то удивительно обаятельный. Может быть, всего его я забыл за ненадобностью, а может, его целиком забыл еще тот, кто мне его пересказывал. Короче, память народная сохранила всего две строчки, да и ладно.
Этот стиш мне всегда было как-то очень приятно слегка примерять на себя.
С винными магазинами у меня не заладилось с восемнадцати лет, когда я понял, что зря терзаю организм, то есть выпивка не доставляет мне решительно никакого удовольствия. Все думают, что я невероятно страдаю, регулярно наливаясь безалкогольным пивом. А оно мне просто нравится! Ну нравится мне его вкус, и все тут! Не балтика нулевка, Боже упаси, а вот Хольстен, или даже Сокол – вполне-вполне.
Розы для меня – это ритуал. Я очень трепетно отношусь к цветочной символике. У меня есть знакомая, которой я обычно дарю только полевые цветы. В меру часто, у нас когда-то был роман, но и не сказать чтобы каждую неделю. Она хорошая женщина, но простоватая, полевые цветы ей – в самый раз. Они друг другу подходят.
Алые розы – это только для бабушки. Если подарить такие розы чуть более молодым родственницам, гарантированно обидятся. Они тоже очень трепетны в своем отношении к цветочному словарю. Им я дарю обычно что-нибудь небанальное. Одна из них много лет была ректором университета, поэтому парадные розы у нее слегка в печенках сидят. Ей я угождаю тюльпанами и ирисами. У другой день рождения в разгар зимних морозов, если так можно выразиться, а она очень любит растения и до слез жалеет те розы, которые неразумные поклонники упрямо тащат ей в полиэтиленке. Ей я дарю другие розы, совсем живые, в горшочке, целиком засовывая его под пальто по дороге из магазина к ней.
Розы для обычного дарения – это чайные розы. Розовые – пошловато, желтые – к разлуке, алые – бабушке, а белые – для самых необыкновенных случаев. К белым розам у меня совершенно особенное отношение. Моей первой любови я каждое седьмое марта нес одну белую розу. Прежде чем подарить, я резал себе руку и брызгал цветок кровью. И так пять лет подряд.
А что театр?
Ну, когда-то я пытался поступить в театральный. Там мне дали понять, что мальчиков у них, конечно, недобор, но не до такой же степени, чтобы взять и меня. Так я не стал актером. А ведь в школьной самодеятельности весьма убедительно изображал Гамлета. В капустнике.
Сейчас я – театральный обозреватель в местном журнале «Территория».
которые я наснимал на свой свежеприобретенный фотик
среда, 03 мая 2006
Я жив. просто немного заработался
суббота, 29 апреля 2006
огонь и камень фантастически выглядят на фоне сумерек.
(не беспокойтесь, здание спасли и сейчас оно как новенькое)
Не всякое, согласитесь, свежеотстроенное зданьице так шикарно выглядит!
Жестко схватились Алонсо и Шумахер. Я болею за Алонсо, поэтому чуть не отоварился инфарктом: Шумахер 20 кругов держал Алонсо четко у себя за спиной и так и не дал ему пролезть.
На другой день после события пишу приятелю, с которым к тому же давно не виделись: ты видел ЭТО? И вообще – как дела.
Чувак, у которого, вообще-то, колоссальные проблемы со всем с чем только можно, пишет в ответ: не видел, дескать, был на репетиции, а на видак не записалось, так что мне брат пересказывал своими словами. А дела у меня хорошо, я ж за Шумахера болею, мне-то, дескать, что депрессовать.
Вот она, волшебная сила спорта.
Офф: помню, как сам подсаживался на формулу, а было это сравнительно недавно. Между делом как-то узрел кадр: рено нагло, на повороте обгоняет и подрезает феррари. За штурвалами, соответственно, Алонсо и Шуми. Я задерживаю взгляд на экране и думаю про себя: ишь ты, парнишка какой.. Шумахера обогнал.. НЕСТАНДАРТНО МЫСЛИТ
На другой день после события пишу приятелю, с которым к тому же давно не виделись: ты видел ЭТО? И вообще – как дела.
Чувак, у которого, вообще-то, колоссальные проблемы со всем с чем только можно, пишет в ответ: не видел, дескать, был на репетиции, а на видак не записалось, так что мне брат пересказывал своими словами. А дела у меня хорошо, я ж за Шумахера болею, мне-то, дескать, что депрессовать.
Вот она, волшебная сила спорта.
Офф: помню, как сам подсаживался на формулу, а было это сравнительно недавно. Между делом как-то узрел кадр: рено нагло, на повороте обгоняет и подрезает феррари. За штурвалами, соответственно, Алонсо и Шуми. Я задерживаю взгляд на экране и думаю про себя: ишь ты, парнишка какой.. Шумахера обогнал.. НЕСТАНДАРТНО МЫСЛИТ
пятница, 28 апреля 2006
Зашел к Хелен Хантер, а у нее ссылка на тест. Ну, я прошел по ссылке на тест. НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ! ТОЛЬКО ЗАШЕЛ! И вот вам пожалуйста...
Поздравляем!!! Вы - Голубой
Прекрасный партнер. Вы искренни, преданны и чувствительны. Стремитесь удовлетворить своего партнера. Вы считаете секс — искусством, ваш "подход" элегантен. Наслаждаетесь сексом по полной программе, хотя вашу страсть скорее можно сравнить с огромными океанскими волнами то и дело накатывающимися на пустынный берег, нежели с горячим пламенем газовой горелки.
Елки-палки...
Поздравляем!!! Вы - Голубой
Прекрасный партнер. Вы искренни, преданны и чувствительны. Стремитесь удовлетворить своего партнера. Вы считаете секс — искусством, ваш "подход" элегантен. Наслаждаетесь сексом по полной программе, хотя вашу страсть скорее можно сравнить с огромными океанскими волнами то и дело накатывающимися на пустынный берег, нежели с горячим пламенем газовой горелки.
Елки-палки...
новым цифровиком наделал много фоток.
Плохая: никак не соберусь выставить оные сюда
Плохая: никак не соберусь выставить оные сюда
О божественное времяпрепровождение.
Сначала я пошел на секцию по теории литературы, к Зорину. Тот председательствовал удивительно немногословно. В зале сидело несколько старушек-докторов, и у всех было хорошее настроение – выступавших просто рвали в клочки. Это, конечно, слушалище весьма поучительное, но я пришел внимать Зорину, а он сидел как нарисованный. Послушав несколько заунывных откровений о Свифте и Бродском (боги, куда уж о них еще писать?), я раскаялся и ушел к своим фольклористам.
И попал, конечно же, на доклад девушки Инны, которая занимается псалмодической литературой, то есть священниками-графоманами, прости мя, Господи. НЕНАВИЖУ, когда художественность подменяют религиозностью. Если бы я был богом, (скромно так, с маленькой буквы), то безграмотные и бездарные гимнописцы оскорбляли бы меня больше всего. Во время доклада в ушах у меня все время звучала Тики, прослушанная только что по дороге:
А это, наверное, нунций,
Он папскую буллу везет.
А на хуй послали и нунция
От городских ворот!
(прошу прощения у дам, но из песни слова не выкинешь)
Потом зато выступила другая девушка, и она как раз рассказывала об эротике, насилии и матершине в детском фольклоре, дело пошло веселее.
Потом был перерыв, кафе и моя секция. Где я, грешный, читал доклад про романтизм и ролевиков. Председательствовал КирЗах, немного постаревший, но все такой же неотразимый для первокурсниц Он меня понял. Больше этого не сделал никто. Ехидная бабушка спрашивала меня, можно ли считать Поприщина ролевиком. Я сделал вид, что не понял ядовитого намека и научно доказал, что нельзя считать Поприщина ролевиком. Бабушка, кажется, не поверила. Первое место по секции заняла девочка Юля с докладом о том, как некий Люценко в 1807 году перепер на русский сказку Виланда. После секции все разводили руками и вроде оправдывались – дескать, были настолько уверены в моей победе, что голосовали за других.
Не бог весть что значат итоги этой конфы, но осадочек, как говорится, остался.
Зато после всего я пришел на кафедру, нашел там Леру и мы полтора часа обсуждали романтические традиции в творчестве Щербакова. Она меня еще спросила, не знаю ли я, кто такой Марк Брун.
Я не знал.
А вы знаете?
Сначала я пошел на секцию по теории литературы, к Зорину. Тот председательствовал удивительно немногословно. В зале сидело несколько старушек-докторов, и у всех было хорошее настроение – выступавших просто рвали в клочки. Это, конечно, слушалище весьма поучительное, но я пришел внимать Зорину, а он сидел как нарисованный. Послушав несколько заунывных откровений о Свифте и Бродском (боги, куда уж о них еще писать?), я раскаялся и ушел к своим фольклористам.
И попал, конечно же, на доклад девушки Инны, которая занимается псалмодической литературой, то есть священниками-графоманами, прости мя, Господи. НЕНАВИЖУ, когда художественность подменяют религиозностью. Если бы я был богом, (скромно так, с маленькой буквы), то безграмотные и бездарные гимнописцы оскорбляли бы меня больше всего. Во время доклада в ушах у меня все время звучала Тики, прослушанная только что по дороге:
А это, наверное, нунций,
Он папскую буллу везет.
А на хуй послали и нунция
От городских ворот!
(прошу прощения у дам, но из песни слова не выкинешь)
Потом зато выступила другая девушка, и она как раз рассказывала об эротике, насилии и матершине в детском фольклоре, дело пошло веселее.
Потом был перерыв, кафе и моя секция. Где я, грешный, читал доклад про романтизм и ролевиков. Председательствовал КирЗах, немного постаревший, но все такой же неотразимый для первокурсниц
Он меня понял. Больше этого не сделал никто. Ехидная бабушка спрашивала меня, можно ли считать Поприщина ролевиком. Я сделал вид, что не понял ядовитого намека и научно доказал, что нельзя считать Поприщина ролевиком. Бабушка, кажется, не поверила. Первое место по секции заняла девочка Юля с докладом о том, как некий Люценко в 1807 году перепер на русский сказку Виланда. После секции все разводили руками и вроде оправдывались – дескать, были настолько уверены в моей победе, что голосовали за других.Не бог весть что значат итоги этой конфы, но осадочек, как говорится, остался.
Зато после всего я пришел на кафедру, нашел там Леру и мы полтора часа обсуждали романтические традиции в творчестве Щербакова. Она меня еще спросила, не знаю ли я, кто такой Марк Брун.
Я не знал.
А вы знаете?
понедельник, 24 апреля 2006
Экономика начинает казаться интересным предметом
Последнее время что-то часто встречаю разнообразные модификации игры «кто что о ком думает», - вот и у Маркуса встречал несколько раз, и у Тео1974. Там бывают варианты – «с кем ассоциируются 5 (10) (15) ПЧ», «расскажу обо всех что думаю – в обмен поставьте у себя этот пост» и т.п. Решил без всяких правил, просто так поделиться с уважаемой общественностью своими мыслями на этот счет. Чур – пишу только о тех, кого успел хоть худо-бедно узнать. Как говорится, получу миллион – первым делом раздам долги. А остальные? А остальные потом…
Маркус-Вампир
Пожизневый знакомый, единственный таковой на дневниках, поэтому о тебе, Маркус, отдельно и потом.
Мелисандра. До последнего был уверен, что тебе восемнадцать лет. У тебя такой простой и ясный взгляд на мир, которой в более позднем возрасте безвозвратно стирается и обрастает ежиком разнообразных «но», «если А – то Б», и т.п. «и т.п.» Я до сих пор упрямо уверен, что тебе скорее восемнадцать, чем сколько бы то ни было.
А теперь Те, без Кого мое существование было бы абсолютно другим. Милые леди!
На самом деле – что за прелесть эти дневники! Вот где еще, спрашивается, я бы мог так запросто подойти к девушке и познакомиться. Во мне живет невероятных размеров викторианец, который не велит подходить к даме даже на необитаемом острове, если мы не представлены. А на дневниках – пожалуйста. Бог знает, почему. Так о чем это я. Милые леди! Вы себе не представляете, какое это отдохновение души – лишний раз хотя бы просто послать вам смайлик!
Per se – рядом с тобой я отчего-то чувствую себя до сих пор школьником. Кажусь себе каким-то невзрослым. Возможно, виной тому твоя аватарка, но я представляю тебя строгой умной девочкой, а себя, по логике событий, таким, каким я был последний раз лет десять назад. Хочется тщательно взвешивать слова, а если что – краснеть и оправдываться
Soulenge – наверное, у тебя очень хорошо бывать в гостях; уютно, тепло. Попал к тебе на дневник абсолютно случайно и просто не захотел уходить Ощущение, очень похожее на «вечер в городе» - когда ходишь по улицам, черно кругом, окна горят, и вот смотришь на эти окна (оттуда свет такой теплый) и думаешь: вот бы там жил кто-нибудь знакомый, чтобы можно было зайти в гости!
Chandonelle – о тебе нужно говорить стихами
Брюн – есть у меня навязчивое ощущение, что ты похожа на мою сестру. Сестру зовут Яна. Из всей родни мы друг на друга похожи больше всего. Видимся раз в полгода, говорим друг другу, конечно же, «привет», при этом еще обязательно «как дела», а в ответ на «как дела» в 100 % случаев – «спасибо, хорошо». При этом мы всегда очень хорошо знаем, как дела на самом деле В одной ролевке был у меня персонаж по имени (фамилии) Брюнель. Что усиливает ощущение родственности.
Далее.
Йоль – человек почти с теми же музыкальными пристрастиями, что и я. И ты тоже помнишь это северное море
Потом я сел писать про Hius’a и забуксовал. Напишу сперва с обращением в третьем лице.
Масштабная личность. Наблюдаю его в дневниках настолько давно, что начинаю утрачивать чувство виртуальности знакомства. Примерно так же я бы себя чувствовал, общаясь на «ты» с Зориным (кафедра теории литературы) или с Хасиным (кафедра новейшей истории, доцент). Ну, если бы так случилось, что мы с Зориным или с Хасиным, например, выпили на брудершафт на чьем-нибудь дне рождения. То есть общаться с тех пор мы бы начали на «ты», но разницы в возрасте и образовании все равно бы никто не отменил. Поэтому, вступая в очередную дискуссию на его дневнике, мысленно втягиваю голову в плечи, тщательно взвешиваю слова и пр.
Уважение, которое я испытываю к Hius’у, сравнимо… Не знаю, с чем сравнимо. В университете те меры уважения, которые я раздаю преподавательскому составу, обусловлены не только личными качествами господ преподавателей, но и их формальными социальными атрибутами – «кандидат», «доктор» - все больше, чем я. На дневниках абсолютная демократичность обстановки высвечивает, очевидно, подлинные качества, которые в реальной жизни накладываются на множество других признаков (деньги, влияние), и настоящие черты человека оказываются как бы искаженными. Hius – идеальный оппонент в любом споре, потому что его интеллигентность, сдержанность и, я бы сказал, холодность всегда при нем. Я бы хотел быть таким же, да никогда не стану, увы. Есть у меня одно поганое качество, от которого плохо приходится довольно большому числу людей; люблю заявлять примерно что «я думаю так, а кто думает иначе, тот экзистенциальная редиска!» Причем заявляю я это всегда на повышенных тонах, красивая разрывая на груди сорочку. Так вот если я когда-нибудь избавлюсь от этого удивительного свойства, просьба благодарить Hius’а, так как это его положительный пример меня улучшил (больше мне научиться не от кого).
Вот. Теперь перехожу к обращению во втором лице.
Hius! Если бы ты был моим научным руководителем, как бы легче мне жилось!
Маркус-Вампир
Пожизневый знакомый, единственный таковой на дневниках, поэтому о тебе, Маркус, отдельно и потом.
Мелисандра. До последнего был уверен, что тебе восемнадцать лет. У тебя такой простой и ясный взгляд на мир, которой в более позднем возрасте безвозвратно стирается и обрастает ежиком разнообразных «но», «если А – то Б», и т.п. «и т.п.» Я до сих пор упрямо уверен, что тебе скорее восемнадцать, чем сколько бы то ни было.
А теперь Те, без Кого мое существование было бы абсолютно другим. Милые леди!
На самом деле – что за прелесть эти дневники! Вот где еще, спрашивается, я бы мог так запросто подойти к девушке и познакомиться. Во мне живет невероятных размеров викторианец, который не велит подходить к даме даже на необитаемом острове, если мы не представлены. А на дневниках – пожалуйста. Бог знает, почему. Так о чем это я. Милые леди! Вы себе не представляете, какое это отдохновение души – лишний раз хотя бы просто послать вам смайлик!
Per se – рядом с тобой я отчего-то чувствую себя до сих пор школьником. Кажусь себе каким-то невзрослым. Возможно, виной тому твоя аватарка, но я представляю тебя строгой умной девочкой, а себя, по логике событий, таким, каким я был последний раз лет десять назад. Хочется тщательно взвешивать слова, а если что – краснеть и оправдываться
Soulenge – наверное, у тебя очень хорошо бывать в гостях; уютно, тепло. Попал к тебе на дневник абсолютно случайно и просто не захотел уходить
Ощущение, очень похожее на «вечер в городе» - когда ходишь по улицам, черно кругом, окна горят, и вот смотришь на эти окна (оттуда свет такой теплый) и думаешь: вот бы там жил кто-нибудь знакомый, чтобы можно было зайти в гости!Chandonelle – о тебе нужно говорить стихами
Брюн – есть у меня навязчивое ощущение, что ты похожа на мою сестру. Сестру зовут Яна. Из всей родни мы друг на друга похожи больше всего. Видимся раз в полгода, говорим друг другу, конечно же, «привет», при этом еще обязательно «как дела», а в ответ на «как дела» в 100 % случаев – «спасибо, хорошо». При этом мы всегда очень хорошо знаем, как дела на самом деле
В одной ролевке был у меня персонаж по имени (фамилии) Брюнель. Что усиливает ощущение родственности.Далее.
Йоль – человек почти с теми же музыкальными пристрастиями, что и я. И ты тоже помнишь это северное море
Потом я сел писать про Hius’a и забуксовал. Напишу сперва с обращением в третьем лице.
Масштабная личность. Наблюдаю его в дневниках настолько давно, что начинаю утрачивать чувство виртуальности знакомства. Примерно так же я бы себя чувствовал, общаясь на «ты» с Зориным (кафедра теории литературы) или с Хасиным (кафедра новейшей истории, доцент). Ну, если бы так случилось, что мы с Зориным или с Хасиным, например, выпили на брудершафт на чьем-нибудь дне рождения. То есть общаться с тех пор мы бы начали на «ты», но разницы в возрасте и образовании все равно бы никто не отменил. Поэтому, вступая в очередную дискуссию на его дневнике, мысленно втягиваю голову в плечи, тщательно взвешиваю слова и пр.
Уважение, которое я испытываю к Hius’у, сравнимо… Не знаю, с чем сравнимо. В университете те меры уважения, которые я раздаю преподавательскому составу, обусловлены не только личными качествами господ преподавателей, но и их формальными социальными атрибутами – «кандидат», «доктор» - все больше, чем я. На дневниках абсолютная демократичность обстановки высвечивает, очевидно, подлинные качества, которые в реальной жизни накладываются на множество других признаков (деньги, влияние), и настоящие черты человека оказываются как бы искаженными. Hius – идеальный оппонент в любом споре, потому что его интеллигентность, сдержанность и, я бы сказал, холодность всегда при нем. Я бы хотел быть таким же, да никогда не стану, увы. Есть у меня одно поганое качество, от которого плохо приходится довольно большому числу людей; люблю заявлять примерно что «я думаю так, а кто думает иначе, тот экзистенциальная редиска!» Причем заявляю я это всегда на повышенных тонах, красивая разрывая на груди сорочку. Так вот если я когда-нибудь избавлюсь от этого удивительного свойства, просьба благодарить Hius’а, так как это его положительный пример меня улучшил (больше мне научиться не от кого).
Вот. Теперь перехожу к обращению во втором лице.
Hius! Если бы ты был моим научным руководителем, как бы легче мне жилось!
