[Nick-Luhminskii]

Шоу Фрая и Лори. То, что нас волнует, они обстебали давным-давно.

-- Я хочу знать, почему, почему, почему слово "голубой" было так безжалостно изгнано из нашего любимого английского языка.
-- Согласен с вопросом на 100%.
-- Ведь это было такое приятное слово - голубой!
-- Очень приятное!
-- Да, а теперь его просто так не используешь.
-- Верно. Простые люди, как мы с тобой, больше не могут произнести простое слово "голубой".
-- В простом предложении на великом английском языке.
-- Без того, чтобы люди не подумали, что ты говоришь о голубцах. Позор!
-- Стыд и срам.
-- А вот еще одно слово - голубец. Теперь его тоже нельзя говорить.
-- Невозможно.
-- Не то, что раньше.
-- Постоянно! Да, но теперь.
-- Теперь...
-- Люди подумают, что ты имеешь в виду заднепроходца.
-- Заднепроходец...
-- Опять двадцать пять.
-- Вот именно!
-- Заднепроходец - совершенно приличное слово!
-- Да!
-- Я каждый день его использовал!
-- И я!
-- Не хотите ли пообщаться с этим заднепроходцем?
-- Совершено невинный вопрос!
-- Да, или: "Сейчас вернусь, дорогая, только схожу заднепроходца в ремонт сдам".
-- А теперь..
-- Да уж...
-- Люди решат, что ты говоришь о гомосексуалистах.
-- Вот именно.
-- Кстати, вот еще одно.
-- Да?
-- Когда ты в последний раз использовал слово "гомосексуальный" в нормальном контексте?
-- А ведь это такое прекрасное слово!
-- Одно из лучших!
-- "Боже, Джейн", бывало, говорил я жене. "Сад этим утром выглядит так гомосексуально!"
-- Верно! Прекрасное слово!
-- Одно из лучших. Всегда было таким.

-- Я бы хотел рассказать вам об этом портсигаре. Раньше он принадлежал моему деду со стороны родителей. Ему его вручила его крестная племянница как подарок в день потери девственности. Он взял его с собой во Фландрию в 1912 году, когда поехал туда на выходные. А потом в 1915, когда пошел воевать на войну. Как же поступал дед? Он хранил в нем сигареты вот таким образом. А если хотел покурить, просто доставал одну, прикуривал и закрывал портсигар. Хранил его дед здесь, в нагрудном кармане рубашки или мундира. Однажды дедушке пришлось вылезти из траншеи и вступить в бой. Его застрелил немецкий снайпер. Прямо в висок. Так что если бы дедушка носил портсигар здесь, на нем бы осталась неприятная вмятина. А я был бы жив.
-- Просто потрясающе. Фантастика.
-- Что?
-- Значит, первая мировая война была для тебя просто шуткой?
-- Да, плохо рассказанной.
-- Значит, первая и вторая мировая войны были просто представлением, проводимым для твоего развлечения?
-- Если на то пошло, то... да!
-- Интересно, ты знаешь, каково умирать?
-- Э... нет.
-- Но тебя радует, что ради тебя погибли миллионы людей?
-- Вряд ли ради меня. Они меня даже не знали, я тогда еще не родился.
-- Они гибли за еще нерожденные поколения, то есть и за тебя.
-- Да, но они ведь этого не знали? Они же не шли в бой, крича: "Давайте умрем за Стивена Фрая, который, возможно, когда-нибудь родится...
-- Все, закончим на этом. Ты просто болен!
-- Извините, дамы и господа. Я действительно болен. Но думаю, даже Хью не знает, насколько я болен. Дело в том, и об этом знают только ближайшие друзья Хью, что уже некоторое время он страдает от прогрессирующего ухудшения зрения. Обычно это сложно заметить. Он изучил месторасположение всей мебели и реквизита на сцене. Но так как я реально больной, сегодня я передвинул здесь все, что можно. Господи, я действительно ненормальный! Как видите, он свершено не ориентируется в пространстве. И я не понимаю, зачем это сделал. Я точно болен.