читать дальшеВряд ли это она и есть, но форма губ в точности такая, какой я ее помню. И еще что-то в соотношении пропорций -- глаза, нос, лоб.
Давным-давно, до того, как мне исполнилось семь, я жил в Киеве. Это был большой, довольно приятный двор, но детей во дворе было сравнительно мало, поэтому мы общались все. Мне не запрещали тусоваться ни с кем, но так получилось, что больше всего времени я проводил с одним замечательным еврейским семейством. Из детей там была Таня, моя ровесница, и ее брат Дима, старше меня на четыре года. С ними моя семья дружила квартирамии все было замечательно. славянское же население двора было представлено в основном алкоголиками, и с их детьми я общался только сам, на свой страх и риск. И, естественно, на много реже. Поэтому ее, Олесю, о которой речь, я практически совсем забыл.
Олеся
Она была старше меня на год. Она была ценным товарищем, потому что умела лазать по деревьям. Она была первым человеком, рассказавшим мне, что есть слово "хуй". В общем, она была крутая и умела говорить на иностранном языке -- по-украински. Честно говоря, я ее очень уважал, поэтому страшно удивился, когда выяснил, что есть люди, которых она боится -- это ее родители. Ни меня, ни Диму с Таней никто в жизни пальцем не тронул. Так что я был в шоке.
Я не из тех, кто испытывал дошкольные влюбленности, но один смутно-эротический эпизод с Олесей был связан. Без подробностей.
Конечно, я надеюсь, что на фотографии не она, тем более что с тех пор, как мы познакомились, прошло ровно двадцать лет. Но похожа, черт.
Заодно, раз уж начал, расскажу и про остальных.
Таня
Я примерно представляю, почему обычно люди так боятся евреев. со стороны они кажутся закрытой тусовкой, а если у кого тусовка закрытая, то от них, понятное дело, все беды. Для меня же такого препятствия не существовало никогда, и дело не в крошечной капле еврейской крови, которая есть и у меня, и у многих людей, считающих себя русскими или скажем американцами. Как-то так всегда получалось, что семья у меня, конечно, русская, но сам я -- определенно свой. Может быть, потому что и я сам себя так ощущал.
Таня была моей невестой. Ее семья жила в однокомнатной квартире. Вчетвером. Сейчас я пытаюсь себе это вообразить, и голова ломается. А тогда им еще и завидовали многие -- хорошо живут, дескать, гады. У них было клево. Помню, как меня приглашали праздновать Пурим. Разумеется, все дни рождения -- как полагается. Никогда и нигде не было такого праздничного стола, как у них. Строго говоря, только у них я вообще и мог нормально поесть. Они, черт возьми, с уважением относились к тому, что я не ем мяса -- в своем собственном доме я такой привилегии нескоро дождался.
У Тани были фантастически длинные ресницы. Мы ставили спектакли, как сейчас помню. "Хижина дяди Тома". Не знаю, был ли я достоверным негром, но обе наши семьи умилялись страшно.
Когда Таня пошла в школу, у нее начались проблемы. Школы у нас почему-то оказались разные, к тому же я пошел в школу с шести лет, а она -- с семи. Она звонила мне и говорила: "меня дразнят, из-за фамилии. Я не понимал, почему дразнят, но, разумеется, предлагал свои услуги в плане набиения морд. Мне представлялось, что Дима с обязанностями старшего брата и защитника справляется хреново, но я ему это прощал. Мне представлялось, что он, вот уж так вышло, по натуре не боец, а я боец -- мне и в драку. (Краем уха слышал, что родители боятся за Диму; теперь-то понимаю -- почему, а тогда думал: вот такой он блин возвышенный, не может дать сдачи).
Слава богу, с падением железного занавеса они тут же уехали в Америку. Мы с Таней писали друг другу письма, и я имел удовольствие наблюдать, как она опстепенно забывает русский язык. Последнее письмо от нее пришло лет десять назад, полностью на английском.
Дима
Дима -- это, граждане, Дима. Он играл на гитаре, и это стало моей идефикс, я тоже был обязан научиться играть на гитаре. Научился, кстати. Он носил волосы до плеч. В детстве мне такого же, понятное дело, не разрешалось, но потом я оторвался. еще он читал Стругацких. Это дело у меня почему-то не пошло.
Мы с ним особо не общались. Во-первых, я был мелюзга. Во-вторых, в редких случаях общения с ним я демонстрировал определенную модель поведения, актуальную для меня и по сей день. Когда я сталкиваюсь с кем-то, кого экстремально уважаю, я набычиваюсь, делаю морду кирпичом и отвечаю односложно. Догадаться, что так я выражаю симпатию, не всякий сдюжит.
Стас
Да, еще во дворе был один гражданин, то ли на год, то ли на два меня младше. Естественно, тут уже я был