Моя статья, которую, буде на то воля Божья и Евгень-Евгеньича Захарова, будет опубликована в грядущем сборнике "филологические этюды"
читать дальше"Ролевое поведение" в различные культурные эпохи: к постановке проблемы.
«Ролевое поведение» — своеобразный способ самопрезентации, который характерен для субкультуры любителей ролевых игр. Сутью ролевого поведения является внутреннее отождествление себя с неким иным лицом, обычно значительным — литературным персонажем или знаменитой личностью, — которое транслируется вовне теми или иными средствами. Ролевое поведение весьма близко разнообразным формам театральности, но отличается от него тем, что обращено вовнутрь, а не вовне: актер нуждается в зрителе, человек, вступающий в ролевую игру, нуждается только в том, чтобы самому себе доставить удовольствие своей игрой. Эта грань очень зыбка, и все же она есть. Чтобы было легче представить себе сущность ролевого поведения в его современных формах, предлагаю ознакомиться с текстами современных песен, созданных в поле влияния субкультуры ролевиков (в приложении).
Ролевое поведение не есть театральная игра на сцене; ролевое поведение имеет также и свою историю, отличную от истории мирового театра, но история эта пока не написана. История культуры знает формы, близкие к современной ролевой игре, и такие примеры необходимо проанализировать. Здесь будут освещены только некоторые из них.
С середины XVIII века предромантические явления в европейской культуре демонстрируют формы, довольно близкие к современным видам игровой деятельности ролевиков. Европа переживала мощное увлечение средневековьем, сопряженное с увлечением ролевой образностью. Одно из первых проявлений этого зафиксировано в неоклассицистской живописи: многочисленные «портреты в образе» — портреты реальных людей, желающих быть увековеченными в одежде исторических (мыслимых еще вместе с мифологическими) персонажей, с жестами, подражающими жестам на картинах и скульптурах великих мастеров (таковы, например, картины Ангелики Кауфман — «Портрет маркизы Марии Анны де Санта Крус в образе Лукреции» (1791), «Портрет дамы в образе Венеры» (1795)). Такие частные проявления ролевого поведения встречались во всех сферах культурной жизни, не всегда складываясь в целостную картину субкультуры, подобной современным.
В искусстве XVIII века было одно крупное явление, сочетавшее в себе почти те же слагаемые, что и современная субкультура ролевиков. Это явление — оссианизм, с его свободно разрастающимся корпусом текстов, интересом к средневековью, кельтике, мифологиям, с его своеобразным мрачным «северным» эстетизмом. И, вместе с этим, с проявлениями ролевого поведения.
Александр Суворов, фанатичный поклонник Оссиана (Костров даже посвятил ему свое переложение макферсоновских поэм), в 1792 году, находясь в Финляндии, записал в своем дневнике следующее: "Странствую в сих каменистых местах, пою из Оссиана; о, в каком я мраке. … Где же друг мой Истенгел? В объятиях ли его любезной супруги, или же в беседе с душами, перенесенными в густые туманы?" [Левин Ю.А.] Другой пример из той же эпохи: князь Федор Сибирский в своем "Подражании Оссиану" (1798) писал: "Мне мечтается, будто я нахожусь в Шотландии и живу в те времена, когда сей славный бард пел…" Налицо характерные особенности современного ролевого поведения: стремление отождествить себя и своих знакомых (это важно: отсюда рукой подать до образования полноценной ролевой субкультуры!) с персонажами романтической литературы, постоянное воспроизведение культового текста — "пою из Оссиана" и желание писать продолжение — "Подражание Оссиану". Скажем кратко, что Оссиан, не переживший в России таких бурных разоблачений, как на родине — хотя его поддельность ни для кого не была загадкой, судя по текстам того времени, ее словно бы не замечали — оставался популярен в течение довольно долгого времени на рубеже XVIII — XIX веков и эпизодически возникал в русской лирике вплоть до XX века: последними обращались к Оссиану акмеисты Гумилев и Мандельштам. В книге Макферсон Дж. Поэмы Оссиана. Л., 1983 (издание подготовил Ю.Д. Левин) представлено 61 произведение русских авторов по мотивам Оссиана. Это представляется достаточно полным собранием фанфикшна (творчества фанатов).
Казалось бы, здесь просится цитата из Хейзинги (Homo ludens, 1930) — он посвятил этот значительный труд игре в самых ее разнообразных проявлениях. Но этот философ склонен видеть в рассматриваемых нами фактах не столько игру, сколько ее противоположность, серьезность: "сентиментализм был в гораздо более высокой степени серьезным, искренним imitatio, чем античная поза Гуманизма или Барокко. Если столь эмансипированный ум, как Дидро, мог всем сердцем наслаждаться резкими проявлениями чувств Отцовского проклятия Греза; если Наполеон мог восторгаться поэзией Оссиана, доказательств здесь кажется более чем достаточно"[Хейзинга Й. С. 182]. С одной стороны, он не знал (ни разу не употреблял) понятия "ролевая игра", и не стремился увидеть именно ее проявления. А ролевая игра отлична тем, что не переставая быть игрой, сама по себе очень серьезна.
Довольно близки миропониманию современного ролевика некоторые идеи немецкой романтической философии. Достаточно полно отражает идею эскапизма фраза "Обращение к античности порождено бегством от удручающих обстоятельств века"[Шлегель Ф. С. 47]. А также утверждение, что "Некоторые писатели и мыслители видят в своем веке не что иное, как руины утраченной гуманности, и … их жизнь является лишь элегией на гробнице прошлого"[Шлегель Ф. С. 47].
Говоря о ролевом поведении, нельзя не упомянуть сообщества XIX — XX. В России это были различные полулитературные объединения символистской направленности. Одними из первых были "аргонавты" — общество, пронизанное мистическими настроениями, по сути своей чрезвычайно близкое к понятию современной субкультуры — "кружок сложился как стихийное объединение людей, нашедших друг в друге единомышленников"[Лавров А.В. С. 137]. Мифотворчество и фантазирование — необязательно литературно оформленное — было целью и признаком "аргонавта". К 1903 году сообщество обзавелось своим временем-местом встречи: "Постоянным местом встреч стала квартира Владимировых; Белый также стал устраивать "воскресенья" у себя дома. В то же время, и прежде всего, "аргонавтизм" реализуется как "разговор с друзьями": происходит он в университетском коридоре, под открытым небом: в Кремле, на Арбате, в Новодевичьем монастыре или на лавочке Пречистенского бульвара"[Лавров А.В. С. 138].
И аргонавтическая субкультура несомненно носила признаки ролевого поведения; увлечение различными философскими и эзотерическими учениями прямо проецировалось на реальность, создавая у аргонавтов иллюзию знания и сверхвозможностей, которые находили выход в только в общении с себе подобными. "…повседневность становилась излюбленным материалом мифотворческих построений: ведь "аргонавты" себя ощущали не только символистами, но символистами-практиками, "теургами""[Лавров А.В. С. 145]. Вследствие такого отношения к реальности, как писал Андрей Белый, также активный участник этого сообщества, "Почти у всех членов нашего кружка с аргонавтическим налетом были ужасы — сначала мистические, потом психические и, наконец, реальные"[Лавров А.В. С. 146].
Дух ролевой игры демонстрируют многие "мероприятия" ивановской Башни. Ярче всего это проявилось в организации литературного общества "друзей Гафиза". Это было полукостюмированное заседание утонченных эстетов, игравших роли людей разных эпох и народов. "Иванов именовался здесь Эль-Руми или Гиперион, Зиновьева-Аннибал — Диотима, Бердяев — Соломон, Кузмин — Антиной или Харикл, Сомов — Аладдин, Нувель — Петроний, Корсар или Renouveau, Бакст — Апеллес, Городецкий — Зэйн или Гермес, Ауслендер — Ганимаед"[Вислова А.В. С. 30]. Как и "погоняла" в современной ролевой субкультуре, это "имена" насельников Башни были так или иначе обусловлены; в редких случаях выбор самоочевиден, большей же частью, чтобы понять его, необходимы были бы пояснения владельца. Цели перевоплощения всегда ставились если не самые конкретные и практические, то всегда четко осознаваемые. Зиновьева-Аннибал писала М.М. Замятиной: "Поставил Вячеслав вопрос, к какой красоте мы идем: к красоте ли трагизма больших чувств и катастроф, или к холодной мудрости и изящному эпикуреизму. Это то, что все это время занимает меня как проблема душевная и художественная…"[Вислова А.В. С. 30] Волошина-Сабашникова писала о театрализованных собраниях у Зиновьевой-Аннибал так: "…Лидия (…) хотела попытаться в свою очередь создать закрытый кружок женщин, подготовив ситуацию, в которой каждая душа сможет свободно произвести нечто исконно ей свойственное"[Вислова А.В. С. 30 — 31].
Ролевое поведение, как мы видим, всегда связано с литературой. Мощная традиция ролевого поведения возникла в связи с литературным творчеством Макферсона; русский Серебряный век знает ролевое поведение участников литературных движений; даже неоклассицистские «портреты в образе» отсылают к тем или иным событиям истории или мифологии, т.е. к письменным источникам. Вне истории литературы ролевое поведение рассматриваться не может, так как оно всегда вызвано к жизни интересом к тому или иному литературному явлению. С этой точки зрения представляется перспективным дальнейший поиск общих черт в явлениях литературы, вызывавших в разное время к жизни интерес к ролевому поведению.
Литература.
Вислова А.В. На грани игры и жизни (Игра и театральность в художественной жизни серебряного века) // Вопросы философии. М., 1997. № 12.
Лавров А.В. Мифотворчество "аргонавтов" // Миф – фольклор – литература. Л., 1978.
Левин Ю.А. Оссиан в русской литературе. Л., 1980.
Хейзинга Й. Homo ludens. М., 1997. С. 182.
Шлегель Ф. О значении изучения греков и римлян // Литературные манифесты западноевропейских романтиков / под ред. проф. А, С. Дмитриева. Изд-во МГУ, 1980.
Приложение.
1. Тикки Шельен. «Жалоба Тикки Шельен святому Патрику»
Вы не поверите, Патрик,
каково здесь живется ирландцам,
здесь, где понятие "Тара"
сводится лишь к упаковке.
Сколько ни припоминаю,
хуже нам приходилось
только в Ботани-Бей,
и то далеко не всегда.
Вы не поверите, Патрик, —
здесь на ирландцев косятся.
И говорить по-ирландски,
кажется, я разучаюсь.
С кем бы тут, впрочем, общаться —
разве с собою да с Вами,
ну а подслушает кто —
Бог весть, что и будет тогда!
Впрочем, вчера ностальгия
овладела мною смертельно.
Вспомнились белые камни,
дождь и мокрый Клэрморрис,
Фергюсса взгляд прощальный,
серые воды Шаннона,
и, каюсь, тогда случилось
и что-то нашло.
И вот тогда я сказала
все про их мир и обычай
на чистейшем ирландском
и, хлопнувши крашеной дверью,
ушла я из холла в палату,
сижу там и жду санитаров.
Вы не поверите, Патрик,
как же нам здесь тяжело!
Shule shule shule agra
Shule I am sure he loves me
When he comes back he'll marry me...
2. Рыжий Канцлер (Майя Котовская) "Раймон"
Он сегодня дома, он сегодня один.
Он немного болен, немного устал.
Сам себе трубадур, сам себе господин.
Он коньяк с кагором зачем-то смешал.
А за окном темно, смотрит в форточку ночь:
«И с какой это радости парень напился...»
А ему, бедняге, уж ничем не помочь,
Он устал быть тем, кем сегодня родился.
Он забыл, как люди включают на кухне газ,
И чужую боль заглушил цитрамоном.
Он глядит на стены и видит родной Прованс,
Где когда-то он звался графом Раймоном..
Он вернулся на землю сквозь дни и года,
Семь столетий назад безвозвратно ушедший.
Вспоминает об этом Раймон иногда,
А друзья говорят про него – сумасшедший.
И снова битва идет для него каждый день,
Только ныне масштаб поражений неравен;
От былого осталась лишь зыбкая тень —
Там Тулуза сдана, здесь завален экзамен…
И Раймон Седьмой допивает остывший чай,
И снимает морфином незримые узы.
И идет по утру он молитвы свои читать
А католический храм альбигойской Тулузы.
Возвращаясь назад, он неспешно идет,
Игнорируя огненный глаз светофора,
Ибо знает, что знамя его упадет,
И растопчут его крестоносцы Монфора.
И отбывает он вновь в летний свой Тарантен,
Заблудившись в сети бесконечных тропинок,
Ищет отдыха в россыпях телеантенн,
Веря в грустную ложь разноцветных картинок.
И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Заполняя времени стертые лузы
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им на полях под Тулузой.
читать дальше"Ролевое поведение" в различные культурные эпохи: к постановке проблемы.
«Ролевое поведение» — своеобразный способ самопрезентации, который характерен для субкультуры любителей ролевых игр. Сутью ролевого поведения является внутреннее отождествление себя с неким иным лицом, обычно значительным — литературным персонажем или знаменитой личностью, — которое транслируется вовне теми или иными средствами. Ролевое поведение весьма близко разнообразным формам театральности, но отличается от него тем, что обращено вовнутрь, а не вовне: актер нуждается в зрителе, человек, вступающий в ролевую игру, нуждается только в том, чтобы самому себе доставить удовольствие своей игрой. Эта грань очень зыбка, и все же она есть. Чтобы было легче представить себе сущность ролевого поведения в его современных формах, предлагаю ознакомиться с текстами современных песен, созданных в поле влияния субкультуры ролевиков (в приложении).
Ролевое поведение не есть театральная игра на сцене; ролевое поведение имеет также и свою историю, отличную от истории мирового театра, но история эта пока не написана. История культуры знает формы, близкие к современной ролевой игре, и такие примеры необходимо проанализировать. Здесь будут освещены только некоторые из них.
С середины XVIII века предромантические явления в европейской культуре демонстрируют формы, довольно близкие к современным видам игровой деятельности ролевиков. Европа переживала мощное увлечение средневековьем, сопряженное с увлечением ролевой образностью. Одно из первых проявлений этого зафиксировано в неоклассицистской живописи: многочисленные «портреты в образе» — портреты реальных людей, желающих быть увековеченными в одежде исторических (мыслимых еще вместе с мифологическими) персонажей, с жестами, подражающими жестам на картинах и скульптурах великих мастеров (таковы, например, картины Ангелики Кауфман — «Портрет маркизы Марии Анны де Санта Крус в образе Лукреции» (1791), «Портрет дамы в образе Венеры» (1795)). Такие частные проявления ролевого поведения встречались во всех сферах культурной жизни, не всегда складываясь в целостную картину субкультуры, подобной современным.
В искусстве XVIII века было одно крупное явление, сочетавшее в себе почти те же слагаемые, что и современная субкультура ролевиков. Это явление — оссианизм, с его свободно разрастающимся корпусом текстов, интересом к средневековью, кельтике, мифологиям, с его своеобразным мрачным «северным» эстетизмом. И, вместе с этим, с проявлениями ролевого поведения.
Александр Суворов, фанатичный поклонник Оссиана (Костров даже посвятил ему свое переложение макферсоновских поэм), в 1792 году, находясь в Финляндии, записал в своем дневнике следующее: "Странствую в сих каменистых местах, пою из Оссиана; о, в каком я мраке. … Где же друг мой Истенгел? В объятиях ли его любезной супруги, или же в беседе с душами, перенесенными в густые туманы?" [Левин Ю.А.] Другой пример из той же эпохи: князь Федор Сибирский в своем "Подражании Оссиану" (1798) писал: "Мне мечтается, будто я нахожусь в Шотландии и живу в те времена, когда сей славный бард пел…" Налицо характерные особенности современного ролевого поведения: стремление отождествить себя и своих знакомых (это важно: отсюда рукой подать до образования полноценной ролевой субкультуры!) с персонажами романтической литературы, постоянное воспроизведение культового текста — "пою из Оссиана" и желание писать продолжение — "Подражание Оссиану". Скажем кратко, что Оссиан, не переживший в России таких бурных разоблачений, как на родине — хотя его поддельность ни для кого не была загадкой, судя по текстам того времени, ее словно бы не замечали — оставался популярен в течение довольно долгого времени на рубеже XVIII — XIX веков и эпизодически возникал в русской лирике вплоть до XX века: последними обращались к Оссиану акмеисты Гумилев и Мандельштам. В книге Макферсон Дж. Поэмы Оссиана. Л., 1983 (издание подготовил Ю.Д. Левин) представлено 61 произведение русских авторов по мотивам Оссиана. Это представляется достаточно полным собранием фанфикшна (творчества фанатов).
Казалось бы, здесь просится цитата из Хейзинги (Homo ludens, 1930) — он посвятил этот значительный труд игре в самых ее разнообразных проявлениях. Но этот философ склонен видеть в рассматриваемых нами фактах не столько игру, сколько ее противоположность, серьезность: "сентиментализм был в гораздо более высокой степени серьезным, искренним imitatio, чем античная поза Гуманизма или Барокко. Если столь эмансипированный ум, как Дидро, мог всем сердцем наслаждаться резкими проявлениями чувств Отцовского проклятия Греза; если Наполеон мог восторгаться поэзией Оссиана, доказательств здесь кажется более чем достаточно"[Хейзинга Й. С. 182]. С одной стороны, он не знал (ни разу не употреблял) понятия "ролевая игра", и не стремился увидеть именно ее проявления. А ролевая игра отлична тем, что не переставая быть игрой, сама по себе очень серьезна.
Довольно близки миропониманию современного ролевика некоторые идеи немецкой романтической философии. Достаточно полно отражает идею эскапизма фраза "Обращение к античности порождено бегством от удручающих обстоятельств века"[Шлегель Ф. С. 47]. А также утверждение, что "Некоторые писатели и мыслители видят в своем веке не что иное, как руины утраченной гуманности, и … их жизнь является лишь элегией на гробнице прошлого"[Шлегель Ф. С. 47].
Говоря о ролевом поведении, нельзя не упомянуть сообщества XIX — XX. В России это были различные полулитературные объединения символистской направленности. Одними из первых были "аргонавты" — общество, пронизанное мистическими настроениями, по сути своей чрезвычайно близкое к понятию современной субкультуры — "кружок сложился как стихийное объединение людей, нашедших друг в друге единомышленников"[Лавров А.В. С. 137]. Мифотворчество и фантазирование — необязательно литературно оформленное — было целью и признаком "аргонавта". К 1903 году сообщество обзавелось своим временем-местом встречи: "Постоянным местом встреч стала квартира Владимировых; Белый также стал устраивать "воскресенья" у себя дома. В то же время, и прежде всего, "аргонавтизм" реализуется как "разговор с друзьями": происходит он в университетском коридоре, под открытым небом: в Кремле, на Арбате, в Новодевичьем монастыре или на лавочке Пречистенского бульвара"[Лавров А.В. С. 138].
И аргонавтическая субкультура несомненно носила признаки ролевого поведения; увлечение различными философскими и эзотерическими учениями прямо проецировалось на реальность, создавая у аргонавтов иллюзию знания и сверхвозможностей, которые находили выход в только в общении с себе подобными. "…повседневность становилась излюбленным материалом мифотворческих построений: ведь "аргонавты" себя ощущали не только символистами, но символистами-практиками, "теургами""[Лавров А.В. С. 145]. Вследствие такого отношения к реальности, как писал Андрей Белый, также активный участник этого сообщества, "Почти у всех членов нашего кружка с аргонавтическим налетом были ужасы — сначала мистические, потом психические и, наконец, реальные"[Лавров А.В. С. 146].
Дух ролевой игры демонстрируют многие "мероприятия" ивановской Башни. Ярче всего это проявилось в организации литературного общества "друзей Гафиза". Это было полукостюмированное заседание утонченных эстетов, игравших роли людей разных эпох и народов. "Иванов именовался здесь Эль-Руми или Гиперион, Зиновьева-Аннибал — Диотима, Бердяев — Соломон, Кузмин — Антиной или Харикл, Сомов — Аладдин, Нувель — Петроний, Корсар или Renouveau, Бакст — Апеллес, Городецкий — Зэйн или Гермес, Ауслендер — Ганимаед"[Вислова А.В. С. 30]. Как и "погоняла" в современной ролевой субкультуре, это "имена" насельников Башни были так или иначе обусловлены; в редких случаях выбор самоочевиден, большей же частью, чтобы понять его, необходимы были бы пояснения владельца. Цели перевоплощения всегда ставились если не самые конкретные и практические, то всегда четко осознаваемые. Зиновьева-Аннибал писала М.М. Замятиной: "Поставил Вячеслав вопрос, к какой красоте мы идем: к красоте ли трагизма больших чувств и катастроф, или к холодной мудрости и изящному эпикуреизму. Это то, что все это время занимает меня как проблема душевная и художественная…"[Вислова А.В. С. 30] Волошина-Сабашникова писала о театрализованных собраниях у Зиновьевой-Аннибал так: "…Лидия (…) хотела попытаться в свою очередь создать закрытый кружок женщин, подготовив ситуацию, в которой каждая душа сможет свободно произвести нечто исконно ей свойственное"[Вислова А.В. С. 30 — 31].
Ролевое поведение, как мы видим, всегда связано с литературой. Мощная традиция ролевого поведения возникла в связи с литературным творчеством Макферсона; русский Серебряный век знает ролевое поведение участников литературных движений; даже неоклассицистские «портреты в образе» отсылают к тем или иным событиям истории или мифологии, т.е. к письменным источникам. Вне истории литературы ролевое поведение рассматриваться не может, так как оно всегда вызвано к жизни интересом к тому или иному литературному явлению. С этой точки зрения представляется перспективным дальнейший поиск общих черт в явлениях литературы, вызывавших в разное время к жизни интерес к ролевому поведению.
Литература.
Вислова А.В. На грани игры и жизни (Игра и театральность в художественной жизни серебряного века) // Вопросы философии. М., 1997. № 12.
Лавров А.В. Мифотворчество "аргонавтов" // Миф – фольклор – литература. Л., 1978.
Левин Ю.А. Оссиан в русской литературе. Л., 1980.
Хейзинга Й. Homo ludens. М., 1997. С. 182.
Шлегель Ф. О значении изучения греков и римлян // Литературные манифесты западноевропейских романтиков / под ред. проф. А, С. Дмитриева. Изд-во МГУ, 1980.
Приложение.
1. Тикки Шельен. «Жалоба Тикки Шельен святому Патрику»
Вы не поверите, Патрик,
каково здесь живется ирландцам,
здесь, где понятие "Тара"
сводится лишь к упаковке.
Сколько ни припоминаю,
хуже нам приходилось
только в Ботани-Бей,
и то далеко не всегда.
Вы не поверите, Патрик, —
здесь на ирландцев косятся.
И говорить по-ирландски,
кажется, я разучаюсь.
С кем бы тут, впрочем, общаться —
разве с собою да с Вами,
ну а подслушает кто —
Бог весть, что и будет тогда!
Впрочем, вчера ностальгия
овладела мною смертельно.
Вспомнились белые камни,
дождь и мокрый Клэрморрис,
Фергюсса взгляд прощальный,
серые воды Шаннона,
и, каюсь, тогда случилось
и что-то нашло.
И вот тогда я сказала
все про их мир и обычай
на чистейшем ирландском
и, хлопнувши крашеной дверью,
ушла я из холла в палату,
сижу там и жду санитаров.
Вы не поверите, Патрик,
как же нам здесь тяжело!
Shule shule shule agra
Shule I am sure he loves me
When he comes back he'll marry me...
2. Рыжий Канцлер (Майя Котовская) "Раймон"
Он сегодня дома, он сегодня один.
Он немного болен, немного устал.
Сам себе трубадур, сам себе господин.
Он коньяк с кагором зачем-то смешал.
А за окном темно, смотрит в форточку ночь:
«И с какой это радости парень напился...»
А ему, бедняге, уж ничем не помочь,
Он устал быть тем, кем сегодня родился.
Он забыл, как люди включают на кухне газ,
И чужую боль заглушил цитрамоном.
Он глядит на стены и видит родной Прованс,
Где когда-то он звался графом Раймоном..
Он вернулся на землю сквозь дни и года,
Семь столетий назад безвозвратно ушедший.
Вспоминает об этом Раймон иногда,
А друзья говорят про него – сумасшедший.
И снова битва идет для него каждый день,
Только ныне масштаб поражений неравен;
От былого осталась лишь зыбкая тень —
Там Тулуза сдана, здесь завален экзамен…
И Раймон Седьмой допивает остывший чай,
И снимает морфином незримые узы.
И идет по утру он молитвы свои читать
А католический храм альбигойской Тулузы.
Возвращаясь назад, он неспешно идет,
Игнорируя огненный глаз светофора,
Ибо знает, что знамя его упадет,
И растопчут его крестоносцы Монфора.
И отбывает он вновь в летний свой Тарантен,
Заблудившись в сети бесконечных тропинок,
Ищет отдыха в россыпях телеантенн,
Веря в грустную ложь разноцветных картинок.
И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Заполняя времени стертые лузы
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им на полях под Тулузой.
-
-
07.06.2006 в 16:16-
-
07.06.2006 в 16:18-
-
08.06.2006 в 12:19-
-
08.06.2006 в 14:46-
-
13.06.2006 в 04:37Можно скачать?
-
-
13.06.2006 в 13:57