Еще до отпуска начал читать "Песни Мальдорора" Лотреамона. Почти исключительно — из желания узнать. что законодатели имели глупость запрещать раньше.
Хотя эту вещь можно было бы сравнить с множеством произведений, близких по времени и месту создание, первое, что мне хочется о ней сказать — пафосно, как "Вархаммер". Разумеется, есть великолепное отличие: Лотреамон писал с большим юмором. Серьезно, некоторые пассажи по-настоящему смешные, и я ставлю рубль, что это не я исказил все что смог своим восприятием, что автор действительно от души потешался.
Но сюда я бы хотел скопировать и поместить отрывок лирический и нежный.
читать дальшеДа не придет тот день, когда, повстречавшись в толпе на улице, мы с
Лоэнгрином, как чужие, безучастно разойдемся! О нет! Не хочу и думать, что
такое может сбыться! Всевышний сотворил мир таким, каков он есть, но было бы
весьма похвально, когда бы Он хоть на краткий миг, такой, к примеру, чтоб
успеть взмахнуть дубиной и снести голову какой-нибудь несчастной, - забыл о
своем самодержавном величье и поведал о тайных пружинах, управляющих жизнью,
в которой все мы, люди, бьемся, подобно сваленным на дно рыбачьей лодки
рыбам. Но Он велик, высок, недосягаем. Его помыслы куда как превосходят наше
разуменье, и если бы мы вдруг удостоились Его беседы, то нас испепелил бы
жгучий стыд, - так мы ничтожны рядом с Ним... И что же, преступный
Властелин, ты, не моргнув глазом, все это выслушаешь и не покраснеешь? Не ты
ли сам обрек свои творенья на жизнь в пороке и страданье, в убожестве и
нищете? Да еще и трусливо утаил причину, почему ты их так обездолил. Пути
Господни неисповедимы? О, только не для меня, я знаю Его слишком хорошо. Не
хуже, чем Он меня. Если наши дороги скрестятся, Он, издалека приметив меня
своим зорким оком, поспешно свернет в сторону из страха перед разящим жалом
с тремя стальными остриями - таков мой язык, мое природное оружие! Так
сделай милость, Владыка, дай мне излить душу. Я стану осыпать тебя
язвительными, ледяными насмешками, и знай, пока не оборвется нить моей
жизни, не истощится и их запас. Под мощными ударами затрещит твой хрупкий
панцирь, идол, и я сумею выжать из тебя по капле всю мудрость, которой ты не
пожелал наделить человека, убоявшись, что он станет равным тебе. Словно
презренный вор, ты схоронил сокровища, запрятал их в своей утробе. Но разве
ты не ведал, что рано или поздно я проникну не знающим преграды взором в
твой тайник и извлеку все спрятанное там добро, чтобы раздать его моим
духовным братьям? Я так и поступил, и ныне сии избранники не уступают тебе в
мощи и взирают на тебя без трепета. Так покарай же меня скорее, убей за
дерзость: вот грудь моя, я смиренно жду, рази! Где обветшалый арсенал
загробных мук? Где жуткие, стократ описанные с леденящим душу красноречием
орудия пытки? Смотрите все, я богохульствую, я глумлюсь над Господом, а он
не властен убить меня! Меж тем, кому же неведомо, что порой из прихоти,
безвинно, умерщвляет он юношей во цвете лет, едва вкусивших прелести жизни!
Жестокость, вопиющая жестокость - по крайней мере, таково сужденье моего
далекого от совершенства разума. И разве на моих глазах Всеблагой Господь,
теша бессмысленную свою свирепость, не поджигал дома и не злорадствовал,
глядя, как гибнут, объятые пламенем, грудные младенцы и дряхлые старцы? Не я
пошел войной на Бога, зачинщик он, и если ныне я вооружился стальным
хлыстом, и стегаю обидчика, и заставляю его вертеться волчком в бессильной
злобе, то виноват он сам. Моя хула - лишь плод его деяний. Так пусть же не
остынет пыл! Вовек не погаснуть вулкану моего негодованья, в котором
клокочут чудовищные виденья бессонных ночей. Впрочем, вся эта тирада была
навеяна мыслями о Лоэнгрине - вернемся же к нему. Поначалу, опасаясь, что он
со временем станет таким же, как прочие люди, я было решил зарезать его, как
только он минует возраст детской невинности. Однако, поразмыслив, в
последний момент отказался от этого плана, Лоэнгрин и знать не знает, что
жизнь его целых четверть часа висела на волоске. Ведь все уже было готово,
даже оружие куплено. Узенький- ибо я ценю красоту и изящество во всем, не
исключая орудий убийства, - но зато длинный и острый кинжал. Один точный
удар в шею - главное, попасть в сонную артерию - и все было бы кончено. Но я
рад, что передумал, иначе позже пожалел бы о содеянном. Живи же, мой
Лоэнгрин, от жалких пут свободен будь, ты один себе господин. Хочешь - вырви
мне глаз и растопчи ногами, хочешь - сгнои в застенке с крысами и пауками. И
я не возропщу, я отрекаюсь от себя, я твой и только твой. С восторгом приму
я от тебя любую пытку, когда подумаю, что эти руки, терзающие, рвущие меня
на части, принадлежат тому, кого я сам избрал и приобщил к неведомым другим
смертным дарам, которые вознесли его над толпою сородичей. Погибнуть ради
ближнего и впрямь прекрасно; умирая, я обрету веру в людей: быть, может, они
не так уж плохи, коль скоро нашелся среди них такой, что смог насильно
побороть мои предубежденья, заставить меня самого ужаснуться и вызвать мой
восторг и лютую любовь!..
@темы:
седативное,
против нравственности,
Преднамеренное богохульство