Я уже упоминал, что нынешние сценаристы и другие господа авторы, пишущие об Англии XVII века, избегают упоминания Алджернона Сидни. О какой исторической фигуре, даже исполненной неоспоримых достоинств, ни примись рассказывать, появление в повествовании этого скандалиста сразу бросит на героя длинные тени. В "Кромвеле" 1970-го года Олли хорошо смотрится только на фоне бедного напуганного Фэрфакса, что говорить о сериале про Карла II от BBC. Там появление Сидни полностью испортит королевскую безобидность.
В эпоху романтизма Сидни, напротив, вспоминали относительно часто. И сегодня мне попалась милая зарисовка, якобы принадлежащая лично Наполеону. "Якобы" - потому что источник я обнаружил всего один,
вот он. Алджернон играет там роль второго плана, но и на том спасибо — от нонешних и такого не дождешься.
Текст же на память копирую оттуда целиком.
Наполеон Бонапарт
ГРАФ ЭССЕКС (английская новелла)
Беззаконное правление Карла II, притеснения его брата, герцога Йоркского, который, будучи исполнен католических принципов, чрезмерно преследовал преcвитерианцев и вождей партии противников правительства, породили по всей стране заговоры и общества в защиту национальной конституции. Герцог Монмаутский, незаконный сын Карла, поощрял недовольство, надеясь, что оно возведет его на престол.
[…]
Граф Эссекс, лорды Рассел и Сидней, вдохновляемые общей любовью к отечеству, составили заговор против Карла II и его брата, герцога Йоркского. Вот уже четыре года этот герцог правил без парламента, и нация содрогалась под преступным игом незаконной власти.
Национальная конституция, главенствующая религия были в опасности – королевская власть поглотила все. Для свободы было одно спасение – кончина узурпатора, и решено было предать его смерти. Все было рассчитано, день назначен. Условленные между заговорщиками меры и само это событие должны были отомстить за угнетенную Англию и спасти ее.
читать дальшеИ однако, все рухнуло, и лорды, возглавлявшие заговор, были арестованы и отправлены в Тауэр. Новость эта, распространившись, привела людей добродетельных в испуг и смущение. Граф Эссекс был известен своей строгой моралью, простотой жизни и неизменной справедливостью. Он мог сказать, подобно Катону, что, не прощая ничего самому себе, он не прощал этого и другим. Лорд Рассел был кумиром народа, его обожали. Его спокойное красноречие, доброта и справедливость, направлявшая все его деяния, приумножили славу, завоеванную одной лишь его решимостью выступить против королевской власти. О нем говорили: Если бы сама справедливость снизошла на землю, она действовала бы, как лорд Рассел.
Сидней был одним из тех непоколебимых патриотов, которые вдохновляются великими примерами Брута и Фрасия. Он одним из первых развернул знамя борьбы за независимость во времена Карла I. Он один выступил против Кромвеля. Он один надеялся еще на установление республики. Враг монархов, принцев, сильных мира сего, Сидней путем упорных умственных исканий постиг тот естественный договор, который лежит в основе всякой Конституции.
Вот каковы были три человека, которых тиран держал в своей власти. Рассел никогда не скрывал правды, и осудить его не составило труда. Напрасно предлагали ему бежать, убедить его не смогло ничто … Он умер так, как жил.
Лорд Сидней видел, что кровь его проливается за благое дело, и сожалел лишь о родине, оставляемой на растерзание тиранам.
Оставался еще Эссекс. Народ, оплакавший смерть двух лордов, яростно требовал милосердия для графа. Судьи, ужаснувшись уже содеянным преступлениям, не решались приговорить его. Тщетно король приказывал, а герцог умолял их: одна мысль об этом приводила их в трепет, и, сознавая, что под ними разверзается пропасть, они решили спасти графа.
Невозможно описать неистовое бешенство, овладевшее тогда герцогом Йоркским. Он видел, что добыча ускользает от него. Герцогу, в его исступлении, было уже недостаточно крови Рассела и Сиднея; и, будучи не в силах уничтожить ненавидимую им нацию, он хотел отомстить ей, уничтожив ее кумиров, тех, кто голосовал за билль о лишении права на престол. Религия, политика, ненависть, жажда мести – все это, соединившись в сознании герцога, заставляло его желать смерти графа.
Однако все было бесполезно, и графа уже собирались объявить невиновным, как вдруг ужасное событие вывело герцога из затруднения.
Этот весьма любопытный случай заслуживает быть пересказанным во всех возможных деталях.
В понедельник 13 сентября погода была особенно холодной. Обычный для Лондона туман обволакивал город. Графиня Эссекс решила навестить мужа. Карета ее столкнулась с другою, и она прибыла с опозданием на несколько часов. Муж ее готовился выйти на свободу, ибо приговор был уже известен.
Проведя часть дня вместе, они условились о встрече на следующий день, во вторник.
Не пробило еще и десяти, как король в сопровождении герцога Йоркского отправился в Тауэр - против обыкновения, поскольку вот уже два года нога их не ступала туда; и вышли они в половине одиннадцатого.
В это самое время графиню, нежно любившую своего супруга и сгоравшую от желания снова видеть его, сморил сон; часть вечера она провела, распоряжаясь приготовлениями к прибытию графа. Она еще не заснула крепко и вдруг пробудилась от шороха, который, как ей показалось, раздался в ее комнате. Но это был лишь сон. И все же она просыпалась трижды, обеспокоенная все тем же странным шорохом, который, как казалось ей, она слышит; при пробуждении графини он тотчас прекращался. Раздосадованная, она позвала своих людей, но сон сморил ее снова, а люди не шли. Шорох усилился. Тогда графиня, смелая от природы, поднимается, откидывает полог, идет через темную комнату, подходит к дверям. Представьте себе женщину, взволнованную недобрым сном, разбуженную зловещими шорохами, среди ночи, растерянную, одну посреди громадной темной комнаты. Она подходит к двери, ищет замок. Она дрожит, рука ее касается острого лезвия. Течет кровь, но это не пугает ее. «Кто бы ты ни был, узнай несчастную супругу графа Эссекса!» - восклицает она, и, не теряя присутствия духа, вновь протягивает руку, находит ключ, открывает дверь. Ей кажется, что нечто двигается вдали, в прихожей, но она укоряет себя за слабость, закрывает дверь и снова ложится. В одиннадцать утра графиня, взволнованная, бледная, подавленная, боролась с тревожившим ее сном. «Джейн Бетси, Джейн Бетси, милая Джейн!» Она открыла глаза, ибо этот звук разбудил её, и увидела - о боже! – как призрак приблизился к ее ложу, отдернул занавеси кровати, взял ее за руку и сказал: «Джейн, ты забыла обо мне, ты спишь, коснись же меня!» Он поднес ее ладонь к своей шее. О ужас! Пальцы графини погрузились в глубокие раны, пальцы ее были в крови, она кричит, закрывает лицо, но взглянув вновь, не видит больше ничего. Испуганная, дрожащая, ошеломленная, с сердцем, раздираемым дурными предчувствиями, графиня садится в карету и едет в Тауэр. Прозжая по Пэл-Мэл, она услышала чьи-то слова: «Граф Эссекс мёртв». Наконец она прибывает, ей открывают двери: о страшное зрелище! Граф лежит на полу в луже крови. Три сильных удара бритвой лишили его жизни. Рука его была прижата к сердцу, а глаза обращены к небу, словно он молил о высшем отмщении.
Вы можете посчитать, что потрясенная, убитая горем Джейн запятнала слезами память достойнейшего из людей. Но нет. Она велела привести в порядок тело графа и выставить его на всеобщее обозрение.
Трудно передать, какое волнение вызвало в Лондоне это зрелище. Подлых убийц графа хотели даже подвергнуть той же участи. Простой народ обвинял короля и его брата.
Доктору Барнету поручили произвести разыскания и найти убийц. Двое детей сказали, что видели, как из окна вылетела окровавленная бритва. Слуги несчастного лорда поведали, что все утро он был спокоен и что около одиннадцати комендант Тауэра удалил их. В том, кто свершил убийство, сомнений больше не оставалось.
Тем временем графиня в смертельном горе велела затянуть свой дом черным. Она закрыла все окна и проводила целые дни, оплакивая ужасную судьбу своего супруга. И лишь три года спустя, когда после смерти короля герцог Йоркский был низложен, она, удовлетворенная мщением небес, вновь появилась в свете.