[Nick-Luhminskii]

О польском восстании 1830 года, оно же — Повстание Листопадове — я, как и всякий русский, знаю от Пушкина и Достоевского.
Пушкин — то самое стихотворение, которое азартнее всего вспоминали 6 июня в этом году. Люди благонравные видят в этом высокую поэзию, а я вижу квадратный двор общаги и шаечку гуманоидов на лавке, которые кричат в спину участковому: "И пиздуй отсюда, козлина".
Достоевский — это "Каторжные страшно не любили поляков, даже больше, чем ссыльных из русских дворян. Поляки (я говорю об одних политических преступниках) были с ними как-то утонченно, обидно вежливы, крайне несообщительны и никак не могли скрыть перед арестантами своего к ним отвращения, а те понимали это очень хорошо и платили той же монетою. Мне надо было почти два года прожить в остроге, чтоб приобресть расположение некоторых из каторжных. Но большая часть из них наконец меня полюбила и признала за «хорошего» человека". Читая "Мертвый дом" в первый раз, я почувствовал приступ такого же отвращения к автору. К 1850-му году, когда Достоевский оказался там, где оказался, поляки находились на каторге целую жизнь — двадцать лет. Но они сохранили себя прежними. Федор Михалычу же потребовалось всего два года, чтобы не только полностью слиться с ландшафтом, но еще и кичиться этим.

По другую сторону баррикады нет (известных (русскому читателю)) текстов. Есть это:






Чувство собственного достоинства и переживание горя, переданные самым далеким от метафор и иных видов испорченного телефона способом. Это невозможно испортить переводом, и каждый русский хоть раз в своей жизни слышал хотя бы одно из этих обвинений себе.

Comments

[AnchorPoint]

в этом году, я однозначно, открыла для себя Шопена...

[Alnika]

Nick-Luhminskii, Ох, с этими клеветниками прямо беда у меня. Я не из благонравных — я из тех, на которых стихи оказывают наркотическое воздействие. И от этого вот "от финских хладных скал до пламенной Колхиды" крышу сносит, уже ничего не соображаешь. "Значенье суета, и слово только шум, когда фонетика — служанка серафима" — Мандельштам знал, что говорил.) И нужно мне делать над собою усилие, чтобы из этого наркотического опьянения выбраться и вернуться к трезвому рассудку — вот ко всему тому, о чем ты написал.

...А "Бородинская годовщина"-то. Она ж еще хлеще. И опять же —

Твоих сподвижников отвагу,
И весть триумфа твоего,
И с ней летящего за Прагу
Младого внука своего.

Вот это вот "с ней летящего за Прагу", это протяжное "е — е — а — е — а — а"... И эти мягкие "ль", "ть", "щ", сменяемые твердыми, жесткими "р" и "г"...
А младой внук-то летит в предместье Варшавы поляков усмирять.

Ну хоть Достоевского я не люблю, уже легче.)))

[Sowa mszarna]

А я как студент музыкального училища (а ранее - музыкальной школы) и автор наивной курсовой о мелодике Шопена, первый раз узнала о восстании, естественно, из биографии Шопена. И только потом попалось на глаза такое вот отношение Пушкина. Про Достоевского не знала, интересно. У него, правда, и в "Преступлении и наказании" тенью мелькало презрение к полякам. Таким странным казалось, что этих людей ничего не зацепило в поляках и их менталитете, всё прошло мимо.
Очень люблю и знаю этот полонез и вообще Шопена, жаль, играть нормально не получается.
А потом было восстание 1863-го года и детство Марии Склодовской-Кюри с книжками на польском языке из-под парты и казнью брата её одноклассницы...
И карта национальностей по России, где поляков есть только чуть-чуть - и в Сибири, потомки ссыльных, получается.
Вот вы тоже сейчас вспоминаете Польшу. И я.

[Nick-Luhminskii]

AnchorPoint, я тоже стал к нему теплее относиться с недавнего времени.

Alnika, стихотворение внутри себя очень неодинаковое. Только расслабишься на пригорках-ручейках (стены недвижного Китая мне очень нравятся), и тут вдруг "...Так высылайте ж к нам, витии...". Фу. А Достоевского я очень не люблю, но ценю как добротного предшественника Донцовой. Были б все детективщики такие, я б их читал.

Duj-Pereduj, о восстании 63-го года, кстати, не знал — только Костюшкинское и 30-е года. Обязательно почитаю.